Негаснущий свет любви - Страница 37

— Я познакомился с Марион несколько лет назад на вечеринке у одного из своих друзей. Она была веселой, жизнерадостной, озорной. Я влюбился в нее тогда с первого взгляда, и, как мне казалось, эта любовь была взаимной. После нескольких месяцев романтических встреч мы решили пожениться и уже начали обдумывать список приглашенных, когда во время нашей прогулки по городу Марион увидела в витрине ювелирного магазина бриллиантовую диадему. — Марсель сделал небольшую паузу, видимо пытаясь справиться с волнением.

Но, когда он заговорил снова, Ева поняла, что ему это так и не удалось.

— Я был тогда всего лишь студентом искусствоведческого факультета, и мое обучение, впрочем как и расходы на предстоящую свадьбу, оплачивал мой состоятельный отец, — сдавленным голосом продолжил Марсель. — Таким образом, чтобы сделать Марион этот свадебный подарок, я должен был попросить денег у него. Отец отказал, сказав, что для такой несмышленой девочки это непозволительная роскошь. Несмышленой, — с горькой усмешкой повторил он. — Даже он сам не понимал тогда, как ошибался на ее счет. Марион оказалась гораздо более смышленой, чем можно было предположить. Она оказалась смышленей нас обоих. Узнав об отказе отца, она попросила меня пригласить ее к нам домой на ужин, чтобы познакомиться с ним поближе и попытаться разжалобить его. И я конечно же согласился. Ее глаза каждый раз светились таким ослепительным блеском, когда она проходила мимо витрины с диадемой, что я наравне с нею мечтал о том счастливом дне, когда эта бриллиантовая безделушка будет блестеть в ее черных волосах. Но этот день наступил лишь после того вечера, на который был назначен званый ужин. После вечера, который изменил мою жизнь раз и навсегда. — Марсель, полуобернувшись к Еве, бросил на нее осторожный взгляд и, немного помолчав, вновь отвернулся к окну. — План Марион удался как нельзя лучше, — тихим голосом продолжил он. — Ей удалось и разжалобить моего отца, и близко познакомиться с ним. Настолько близко, насколько это возможно между восемнадцатилетней девушкой, привыкшей к проявлению повышенного внимания со стороны противоположного пола, и пятидесятилетним мужчиной, привыкшим оказывать его абсолютно всем девушкам ее возраста.

Ева прижала ладонь ко лбу, словно пытаясь лучше вникнуть в смысл только что услышанного.

— Постой, неужели ты хочешь сказать, что твой отец и эта девушка…

— Да, именно так, они стали любовниками, — бесстрастным тоном перебил ее Марсель.

— Но этого не может быть, — уверенно возразила Ева. — Кто тебе рассказал эту чудовищную выдумку? Ты не должен верить сплетням.

— А своим глазам, им я тоже не должен верить? — спокойно проговорил он.

На несколько мгновений Ева растерянно умолкла. Затем еле слышно спросила:

— Так ты действительно видел их вместе?

— Да, через несколько дней после того злосчастного ужина. Они не могли предположить, что я вернусь с занятий на два часа раньше. Сначала я услышал какой-то шум в своей комнате, потом голоса. Они говорили обо мне. Радовались тому, что я их познакомил. Ведь иначе они могли бы и не встретиться. Услышав это, я осторожно приоткрыл дверь и увидел их в своей постели. Что было потом, я не могу отчетливо вспомнить до сих пор. Каждый раз, когда я пытаюсь напрячь свою память, перед глазами мелькают какие-то неясные, хаотичные тени, словно образы давнего кошмарного сна. Но зато я до мельчайших подробностей помню, каким я стал, когда несколько месяцев спустя вернулся из Швейцарии, куда меня отослал мой заботливый отец с целью поправки моего хрупкого здоровья. Я стал таким, каким ты меня впервые увидела в отеле «Патриций».

Я стал шутом, самозабвенно выступающим в этом амплуа. Поначалу я просто прятался за эту маску, чтобы окружающие не могли заметить грусти на моем лице, а потом она мне заменила мое истинное лицо. Она стала моим вторым «я», полностью вытеснив первое, о котором даже я сам начал постепенно забывать. Пока не познакомился с тобой. Хотя поначалу я пытался сопротивляться. Я вел себя все так же, изображая избалованного папиными деньгами болвана. Тем более что в действительности так оно и было. После моего возвращения в Лимож отец, чтобы хоть как-то загладить свою вину, беспрекословно исполнял любой мой каприз, не задумываясь о его стоимости. Единственное, чего он не мог купить для меня, так это прежнюю веру в любовь. Но по воле судьбы я получил ее из твоих рук, как нежданный дар.

Ева хотела было что-то возразить, но Марсель жестом остановил ее.

— Не надо, прошу тебя. Я знаю наперед все, что ты скажешь. А вот ты наверняка не догадываешься о продолжении моего рассказа. Ведь в тот день, когда мы впервые встретились с тобой, я и не думал, что эта встреча все изменит для меня. Что она заставит меня снять шутовскую маску, с которой я так долго не расставался. В первые несколько часов после нашего знакомства я пытался убедить себя, что то чувство, которое вдруг возникло в моей душе, не больше чем очередной каприз, сиюминутная прихоть. Но потом, после той сцены с виноградным соком, которую ты разыграла, чтобы охладить мой шутовской пыл, я понял, как сильно заблуждался. Я понял, что теперь уже не смогу забыть тебя и не смогу быть таким, каким был еще несколько дней назад. И твой телефонный разговор, в котором ты договаривалась с Винченцо о свидании, только убедил меня в этом. Именно тогда я решил, что пойду на все, лишь бы отнять тебя у него.

В тот день я впервые за последние несколько лет купил приличный костюм, чтобы поразить тебя переменой образа, и твой взгляд сказал тогда, что мне это удалось. Правда, ненадолго. Потому что на протяжении всего вечера ты смотрела только на Винченцо. Ты смотрела на него так, будто он был спустившимся с облаков посланником небес, возвещающим человечеству благую весть. И мне пришлось сдать позиции. Я знал, что эту ночь вы проведете вместе, но ничего не мог поделать. До утра я не сомкнул глаз, а когда мы встретились возле отеля, в моей душе не было ничего, кроме пустоты. Именно поэтому я предложил вместо определенного направления бесцельное блуждание по улицам. Когда же ты отправилась покупать светильник, я заметил в кафе напротив Марион. Я знал, что она приехала в Рим следом за мной и поселилась в «Джимильяно», неподалеку от «Патриция». В первый же день она начала преследовать меня, пытаясь объяснить свой давнишний поступок обычным легкомыслием, присущим всем молодым девушкам, но я велел ей убираться на все четыре стороны и думал, что на этом наше общение закончится.